Забавы Палача - Виктор О`Рейли

Сегодня утром, дойдя до конца Юнкернгассе, он свернул к кафедральному собору пятнадцатого века. Между его стеной и крепостным валом находилась так называемая Площадка. Отсюда удобно было глядеть на реку, которая быстро катила внизу свои воды, холодные и бурные от тающего снега.

Фон Граффенлауб подошел к низкому парапету, ограждавшему Площадку со стороны реки, оперся на него вытянутыми руками, глубоко вдохнул и выдохнул. Свежий, прохладный утренний воздух словно разом очистил его легкие. Вдали виднелись увенчанные снегом вершины Бернского нагорья.

Он посмотрел на расположенный выше по течению реки Кирхенфельдбрюкке – изящный железный мост девятнадцатого века, который соединял старый средневековый город с более новым жилым районом Кирхенфельд. Взгляд фон Граффенлауба скользнул по воде к старым сваям внизу. Его внимание привлекла какая-то суета на берегу.

У самой кромки воды стояли две полицейские машины, карета скорой помощи и несколько обыкновенных на вид автомобилей. Он увидел, как полисмены в форме вытаскивают из реки что-то похожее на человеческое тело. Там, где должно было находиться лицо утопленника, мелькнуло белое пятнышко; затем труп накрыли одеялом. Но пятнышко разрослось перед его глазами, заполнив все поле зрения. Это было лицо его мертвого сына. Он отвернулся. К горлу подкатила тошнота, руки стали холодными и липкими. Фон Граффенлауба вырвало за парапет, и по его телу прошла конвульсивная дрожь.

В углу кабинета шефа “крипо”, на вбитом в стену крюке, висела веревка с петлей. Буизар привез ее из Соединенных Штатов, с конференции глав полицейских управлений. Он объяснял всем, что это сувенир, точная копия веревки, которая применялась палачами в ту пору, когда новая технология в форме электрического стула, газовой камеры и подкожного впрыскивания яда еще не завоевала большей части современного мира.

Наверное, из следующей поездки он притащит электрический стул, подумал Медведь. Буизар уверял, что палачи делали на веревке узел из тринадцати петель, но как Медведь ни старался, ему ни разу не удавалось насчитать больше двенадцати. Глядя на веревку краем глаза, он снова принялся считать. Если верить знаменитому английскому палачу Пиррпонту, это все равно был неэффективный способ повешения. Как правило, стандартный американский узел и стандартная высота падения в пять футов приводили к медленной смерти через удушение.

Сам Пиррпонт менял высоту падения от случая к случаю и пользовался простым скользящим узлом, фиксируя его слева под челюстью приговоренного с помощью резинового кольца. Во время падения узел сдвигался под подбородок и отбрасывал голову казнимого назад, ломая ему позвоночный столб, причем почти всегда между вторым и третьим шейными позвонками. Мгновенная смерть – по крайней мере, так утверждал палач.

– Хейни, – сказал Буизар, – может, ты, наконец, обратишь на меня внимание? Там все равно тринадцать петель, как ни считай.

– Ты у нас начальник, – ответил Медведь.

– И хочу им остаться, – заявил Буизар. Медведь поднял свои лохматые брови.

– Я не отстраняю тебя от работы, – сказал Буизар, – хотя ты это и заслужил. Но из бригады по борьбе с наркотиками я тебя пока выведу. Можешь и дальше сидеть за своим столом, но весь следующий месяц будешь заниматься мелкими преступлениями – от греха подальше.

– Искать украденные велосипеды и домашних собачек, – сказал Медведь. Он нахмурился.

– Примерно так, – ответил Буизар. – Тебе нужно время, чтобы остыть.

– Этот сукин сын сам напросился на оплеуху, – сказал Медведь. – Он был пьян и лез куда не надо.

– Пускай ты прав, – отозвался Буизар, – но он входил в официальную делегацию, возглавляемую министром иностранных дел Германии. У него был дипломатический паспорт.

Медведь пожал плечами и поднялся на ноги.

– Минутку, – сказал Буизар. – Есть еще кое-что. К нам в Берн на несколько дней пожаловал один ирландец. Мне написал о нем мой дублинский друг. Он попросил меня в порядке любезности показать ему, что здесь да как.

– Стало быть, теперь я туристский гид. Шеф “крипо” чуть суховато усмехнулся.

– Отнюдь, Хейни, – ты одна из местных достопримечательностей.

– Ну, до тебя-то мне далеко, – дружелюбно заметил Медведь и вразвалку отправился прочь.

Начальник полиции подошел к веревке и принялся считать петли в узле. У него получилось двенадцать. Он чертыхнулся и начал снова.

День выдался погожий и прохладный, на улицах и в низинах таял снег. Подальше, в предгорьях, лед и снег по-прежнему сковывали землю. Зубчатые горные вершины на фоне ясного синего неба выглядели почти нереальными.

Фицдуэйн был очарован Берном. Он ощущал душевный подъем: в нем крепла уверенность, что где-то здесь, в этом прекрасном, мирном, до неправдоподобия благополучном средневековом городе кроется ответ на его вопросы, причина самоубийства.

Он пробродил по городу несколько часов, более или менее наугад. Все маршруты неизменно приводили его к реке Ааре. Река окружала старый город с трех сторон, образуя естественный ров, так что крепостную стену потребовалось возвести только с одной стороны. С ростом города стену отодвигали все дальше и дальше по полуострову. Старый вал не выдержал испытания временем, но две башни, образующие древние ворота города, сохранились до сих пор.

Задолго до зарождения европейского туризма бернцы практиковали странный обычай: они использовали Сторожевую башню, стоящую при входе в город, как тюрьму.

Почти сразу после прибытия Фицдуэйн снял номер в маленькой гостинице на Герехтигкайтсгассе. Прямо напротив дверей гостиницы, в центре действующего фонтана, возвышалась колонна с каннелюрами, а на ней стояла статуя очень изящной работы. Она была раскрашена в синий, золотой, красный и другие яркие цвета. Впечатляющая фигура женщины с завязанными глазами – ее великолепные ноги как-то уж слишком приковывали к себе внимание – держала в одной руке меч, а в другой – весы. Она венчала собой так называемый “Герехтигкайтсбруннен”, или Фонтан Правосудия.

У ног этой страшноватой амазонки – там, откуда было удобней всего заглядывать ей под юбку, – стояли четыре бюста каких-то личностей довольно кислого вида. Приглядевшись, Фицдуэйн обнаружил, что это Император, Султан, Папа и Магистрат, то есть главные отправители правосудия в смутную пору постройки фонтана, который был воздвигнут в 1543 году.

Фонтаны вообще попадались в городе на каждом шагу. Все они сверкали экзотическими красками, и каждый был по-своему запоминающимся. Фонтан на Крамгассе был украшен статуей медведя в натуральную величину. На медведе, который стоял в позе ландскнехта, был золотой шлем с решетчатым забралом, а у ног его сидел медвежонок, лакомящийся виноградом. Медведи были повсюду: каменные, нарисованные, напечатанные, отштампованные, выкованные из железа, большие, маленькие, даже настоящие. Фицдуэйн еще нигде не видел столько медведей сразу.

Он читал, что герцог Бертольд Пятый Церингенский, основатель Берна, устроил охоту и объявил, что город будет назван именем первого убитого зверя. Охотникам повезло, что они затравили медведя; город Кролик вряд ли пользовался бы таким же уважением.

Когда в жизнь бернцев еще не вошли водопровод и ежедневная программа новостей, они отправлялись за водой и свежими сплетнями к ближайшему фонтану. Возможно, подумал Фицдуэйн, если я посижу у фонтана, меня осенит какая-нибудь блестящая догадка.

Однако он так и не дождался откровения – уж больно холодно было сидеть на мокром камне.

Вернувшись с ленча, Медведь по привычке просмотрел сводку происшествий. Он не рассчитывал найти там ничего особенного. Однажды он обсуждал городской уровень преступности с заезжим американским полисменом. Сначала в разговоре возникла некоторая неловкость, ибо количество преступлений в их городах оказалось схожим. Однако потом все стало ясно: цифры, которые они называли, относились к разным вещам. Американец говорил о числе преступлений, совершаемых за день; Медведь приводил результаты подсчета за год.

Одним из наиболее устойчивых показателей бернской криминальной статистики было количество убийств. Менялись лишь десятичные знаки, но сама цифра оставалась практически неизменной – два убийства в год, и так на протяжении многих лет.

Медведь вспомнил ходячую фразу о том, что в Берне есть всего понемножку. Для такого спокойного города два убийства в год – это как раз столько, сколько нужно. Если бы их было заметно больше, это отрицательно сказалось бы на туристском бизнесе, и городские власти были бы огорчены. А если бы убивали меньше, то сразу возник бы законный вопрос о том, не пора ли сократить штаты уголовной полиции.

Жители не должны чувствовать себя в полной безопасности, иначе охранники останутся без работы.

Размышляя об этих серьезных материях, Медведь едва не пропустил еще один листок, приколотый над объявлением, в котором красивым почерком сообщалось, что дежурный по отделению продает свой пятилетний “вольво” – машина в отличном состоянии, на счетчике всего девяносто тысяч километров, цена низкая (таким образом, продавец умудрился соврать целых четыре раза).